В этом году на премии «Инновация» специальный приз фонда U-Art: Ты и искусство получила куратор Анна Журба за выставку «Восток. Деконструкция», которая прошла на ВДНХ в специальной программе 6−й Московской биеннале современного искусства. Шесть девушек-художниц, чьи работы вошли в экспозицию, попытались ответить на сложные вопросы о поиске идентичности в многонациональном российском обществе, об оппозиции «свой-чужой» и существующих национальных стереотипах.

Люди искусства относятся к премиям по-разному. Какое отношение у вас?

Я понимаю, почему так происходит, особенно в этом году с учетом скандала вокруг номинации “Произведение визуального искусства”. С определенной периодичностью любые премии подвергаются критике. Понятно, что они должны видоизменяться с течением времени, это не какое-то застывшее явление. У меня, как и у многих, наверное, двоякое отношение к премиям вообще. Но для молодого искусства момент признания значим. Для меня это было важно, так как это важно для художников, с которыми я работаю. В подготовке проекта у нас не было никаких ресурсов, кроме некоторой организационной помощи Музея Востока, который предоставил нам великолепную площадку. Во всей этой истории был момент преодоления.

На какие вопросы вы хотели ответить, занимаясь этой выставкой?

Большинство проектов в современном искусстве скорее задают вопросы, нежели отвечают на них. Нас волновала тема культурной, социальной, политической идентичности нас самих и других представителей постсоветского поколения. Мы используем понятие „Восток”, но зачастую не знаем, что за ним стоит. У западного человека существует огромное количество предрассудков, сложившихся много лет назад, когда контакт Востока и Запада находился на совсем другом уровне, когда еще не возникли глобализационные процессы. Немного войн, немного торговли – и все. Еще тогда возник образ агрессивного региона, населенного коварными людьми. И до сих пор мы живем в этой системе координат. Когда мы говорим “Восток”, мы попадаем в плен различных предрассудков. Мы хотели поговорить об этих проблемах, о том, что нужно стараться больше узнавать и пытаться критически анализировать информацию, которая к нам поступает, чтобы не создавать себе образ большого “Другого”, который пугает, которого мы не можем принять.

Работы были выставлены в павильоне здравоохранения на ВДНХ, наскольно сложной оказалась площадка?

Павильон раньше назывался „Армения”, и в этом плане он идеально нам подходил, так как была игра с постсоветским прошлым. Но он огромный, и когда ты видишь эту тысячу квадратных метров и понимаешь ограниченность своих ресурсов, возникает вопрос, стоит ли браться за такое. На самом деле это очень интересное место. На ВДНХ сейчас продолжаются проекты в области искусства, но с другой стороны, это досуговый парк. Когда мы монтировали выставку, открылся дельфинарий, и мы видели толпы идущих туда людей. А, например, биеннале они зачастую обходили стороной. Поэтому у нас была совершенно разная публика.

И как эта публика реагировала на ваш проект? Тема выставки актуальна и обсуждаема — но неоднозначна.

У нас был идеальный индикатор, потому что в работе Ильмиры Болотян был интерактивный элемент: зрители заполняли анкеты. Ее проект был посвящен изучению собственной идентичности через глаза зрителя. Он представлял собой инсталляцию, которая походила на что-то среднее между объявлением “Их разыскивает милиция” и доской почета на советском заводе. Отдельным элементом инсталляции была фотография Ильмиры. В анкете она просила зрителей сказать, кто она по национальности. Понятно, что здесь есть элемент провокации, и сделать это, конечно, невозможно. Когда мы потом просматривали анкеты, стало понятно, что были очень разные зрители, чему я очень рада, потому что как раз некоторая закрытость сообщества современного искусства в Москве – это то, с чем, мне кажется, нужно бороться. У нас достаточно много институций, но складывается впечатление, что мы все делаем что-то для своих коллег и ходим друг к другу на открытия.

Инсталляция Марии Полуэктовой “Я хочу жить там, где могу быть свободным”

Вы знаете удачные примеры того, как это решается, может быть, в других странах?

Безусловно, существует много стран, в которых зрители гораздо более открыты современному искусству. Мне кажется, в первую очередь, важна ориентированность на зрителя. Иногда даже тем, кто много лет работает в искусстве, нужно, например, что-то почитать, чтобы понять, как подступиться к произведению. И в том или ином виде эти тексты должны быть на любой выставке. Иначе люди никогда не повернутся лицом к современному искусству. Нужно проявлять дружелюбие к зрителю и забыть о снобизме.

Образовательная часть также важна — как попытка показать связь между тем, что происходит в повседневной жизни человека, с тем, что происходит в современном искусстве. Это ведь не надумано, а действительно так.

У вас есть своеобразые кумиры среди российских или зарубежных кураторов, с которых вы берете пример?

Фрагмент инсталляции Анастасии Качаловой “ground zero”

Да, такие есть. Среди российских – это Виктор Мизиано. Меня восхищает, насколько хорошо он осведомлен в социально-политическом плане, философском. У него европейский подход к кураторству, что я считаю очень важным. Русская школа искусствоведения всегда ориентировалась на художественные произведения сами по себе. Но я разделяю позицию, что искусство всегда является частью контекста, который намного более широк, чем собственно художественный процесс.

Среди международных кураторов мне нравятся многие, но особенно близка Каролин Кристоф-Бакарджиев. У нее очень поэтичный подход к кураторству. Она, например, делала последнюю Стамбульскую биеннале — великолепный пример того, как искусство проникает в город. Это важно для таких стран, как Турция, Россия, где школа кураторства, репрезентации современного искусства насчитывает лишь пару десятков лет. На Стамбульской биенналле основная площадка была небольшой, а все остальные работы оказались разбросаны по городу в самых разных местах: начиная от заброшенных гаражей, которые являются своеобразным символом города, заканчивая номерами каких-нибудь отелей. Многие стамбульцы, которые вообще не интересовались современным искусством, попадали в эти пространства из чистого любопытства. Так происходило, как мне кажется, знакомство с современным искусством самих жителей Стамбула, а не только тех, кто поехал посмотреть биеннале. И это гениальный прием.

Над какими проектами вы сейчас работаете? Чего нам ожидать в ближайшее время?

Фрагмент инсталляции Екатерины Исаевой ”Сто пиал”, 2015 г.​

Есть проект, который я надеюсь сделать в ближайший год. Он будет посвящен социальному давлению на мужчин в российском обществе. Он существует под черновым назавнием — “Мужские слабости”. Понятно, что в нашей стране борьба феминисток за базовые права женщин до сих пор имеет важнейшее значение, но при этом мне кажется очевидным, что мужчины испытывают огромное социальное давление, однако совсем иное. Давление на мужчин связано как раз с гендерным стереотипом силы и множеством “должен”, которые обращены к мужчинам с самого детства. Еще более острой это проблема становится в условиях нынешнего навязывания понятия нормы в современном российском контексте.

Также я надеюсь, что получится реализовать серию выставочно-образовательных проектов. Я взяла шесть тем, которые, очевидно, играют очень важную роль в философии и в современном искусстве, но у нас не очень широко обсуждаются. Я бы хотела привозить по одной работе художников “биеннального” уровня и делать архивную выставку, посвященную другим работам, созданным на эту тему.

Я поставила перед собой задачу сделать так, чтобы привозимые работы были интересны зрителю абсолютно любого уровня: от профессионального художика до человека, который заходит в музей с улицы. Произведение должно зацепить любого зрителя, что не так просто, но я надеюсь, что это получится.